Витек парень что-надо. Хоть и с глухой брянской деревни-но Человечище! Трудно ему было учиться в нашей военно-морской системе после деревенской школы и двух лет службы на флоте. Но мы его любили, помогали всем миром как могли и до выпуска дотянули!

Дурные деревенские привычки не оставляли Витька и в системе. Например, не мог он не тяпнуть мальца в увольнении! Ну, не мог и все тут! За что и горел не раз.

Два случая из его личной биографии, которые сделали Витька знаменитым.

Новый год мы собрались отпраздновать в махонькой уютной компашке в городе у подружек на дому. Готовиться к нему начали загодя, подкопили деньжат из своей скудной курсантской «степухи», закупили пару сладкого шампанского и пару бутылочек «Ркацители» по 72 копейки для себя и для подруг , а персонально для Витька чекушку водки. Мы все были крутыми спортсменами и интеллектуалами, посему пьянство презирали. Подруги наши были дамами воспитаными, к пьянству относились отрицательно и с кем попало не встречались.

Ну, вот, собрались мы в дачном домике родителей одной из наших подруг загодя, запустили маг на всю катушку и стали готовить пищу к скромному праздничному столу. Витек в тот день был на службе — дневальным по роте и должен был появиться позже всех. Так он в тот вечер и не появился. Наутро, обеспокоенные судьбой Витька, проводив подруг по домам, решили мы выяснить — в чем дело. Валере, самому умному из нас пришла в голову мысль — посетить по-дороге комендатуру и на всякий случай справиться там о Витьке. Парень он был представительный, язык подвешен как надо, его и отправили, как инициатора. Вышел он из дежурки живьем минут через 15, представившись там секретарем комитета комсомола (коим никогда за всю жизнь не был). Вышел с совершенно обескураженным видом и рассказал нам такую историю.

Дело было в Севастополе, в те еще годы, когда самой властной структурой в городе был комендант и патрули.

Витек в город попал не позднее 20 вечера. По дороге, не доверяя нашему бескорыстию, заскочил в знакомый магазинчик и прикупил 4 «чекушки» водки по рупь сорок девять. Засунул чекушки в рукава суконки, застегнул бушлат на все пуговицы, но забыл застегнуть «сопливчик», за что и был прищучен первым же патрулем. Дипломатическими изворотами Витек никогда не отличался, посему был мгновенно повязан и торжественно препровожден в КПЗ комендатуры, прямо на улицу имени Вождя всемирного пролетариата. Там его лишили бушлата, пояса с бляхой, шнурков и прочих мелочей и при полном параде посадили в камеру в компаниии с тремя слегка подвыпившими матросами. Конечно, можно представить себе состояние этих бедолаг! Все празднуют — а они в тюряге! О том, что будет потом — лучше даже не думать!

В полночь раздался бой курантов, который транслировался по всей уличной городской трансляции. Слышно было и в КПЗ, окна-то там просто решетки, без стекол и центр города. Дежурный по комендатуре хлебнул небось под бой курантов чайку, позвонил домой и, удовлетворенный, засел слушать новогодний концерт по спрятанному в кармане транзистору. Однако, уже через часок услыхал какой-то параллельный концерт. Явно непрофессиональный, но с морской тематикой. Источник звука был где-то близко. Обеспокоенный дежурный пошел осматривать окрестности и к своему жуткому удивлению обнаружил «артистов» в ближайшей камере! К этому моменту там уже перешли на народную тематику — исполнялась лезгинка. Открыв дверь, дежурный увидел четверых в дупель пьяных матросиков, трое сидели на нарах, а четвертый лихо вытанцовывал лезгинку среди расставленых на полу пустых чекушек. Все четверо на допросе у офигевшего коменданта полковника Голубя, обьявили, что чекушки нашли под нарами. Держались стойко. Витька отдали утром командиру роты. Училищное начальство, оценив юмор ситуации и откровенность Витька, ограничилось пятью сутками гауптвахты и общественным порицанием, единогласно высказаным на комсомольском бюро факультета.

К отсидке на губе Витька готовили всем миром. Он хоть и отслужил два года матросом на крейсере, но на Севастопольской губе не сидел и порядков тамошних не знал. Готовил его лично самый опытный «арестант» в училище-главный старшина Пышненко с четвертого курса. Тот умудрился отсидеть на губе в сумме около месяца, но так как был известным на флоте боксером и членом сборной команды ЧФ, то в училище удержался.

В Виткову робу вшили незаметно пару пачек сигарет «Черноморские», замаскировали в воротнике под гюйсом иголку, лезвие и заставили одеть самый старый тельник, новые трусы и носки. Подстригли под полубокс, отполировали до блеска старенькие «гады» и стали ждать встречи. С Витьком вместе на губу был отправлен еще один «проказник», Юрка с дизфака, который и рассказал нам потом, как все было.

Обычная процедура приема-сдачи «арестантов» на Севастопольской губе была отработана до предельного блеска. Далеко не всех принимали с первого раза. Наши же благодаря тщательной профессиональной подготовке прошли успешно.

Перед входом в общую камеру, сопровождавший наших пом. нач. губешного караула, с сочуствием вздохнул и, пожелав удачи, отворил железную дверь.

За высоким порогом двери лежало чистенькое вафельное полотенце. Витек, как его учили, не перешагнул через него, а аккуратно, демонстративно вытер ноги, оставив грязные следы. В камере одобрительно захмыкали. К новичкам подскочил доморощенный юродивый и полез целоваться. Витек с достоинством сделал ему глубокий засос в шею, оставив синий овал и, отшвырнув от себя, направился к ближайшему, пристегнутому к стенке «самолету» (койке). Откинув койку на цепях, бросил на нее нехитрые пожитки, заставил сделать то же Юру и только после этого произнес:

— Здоровы будете, братцы. Будем знакомы-Витек, Юра.

После этого жестом фокусника достал из под гюйса лезвие, выпорол пару сигарет, угадал, кто есть старшой в камере (пахан) и протянув ему одну, спросил:

— Огоньку бы..

Закурили. Старшой не торопясь выспросил послужной список и резюмировал:

—Судить все равно будем. Устав требует.

Суд начался после вечерней поверки. Судья (он же и прокурор)-Старшой, адвокат-один из «зэков». На единственной в камере табуретке — потрепанная «История КПСС» толстенный том (для ВУЗов) — видимо, в качестве УГК. Все расселись по койкам. Старшой наугад открыл книгу и прочитал:

— «На 14 съезде, в декабре 1925 года был взят курс на социалистическую индустриализацию, на усиление планово-директивного начала в строительстве социализма. Этот съезд был назван «съездом индустриализации».

Отложил книгу и произнес:

— История требует наказания в виде 14 обычных банок каждому.

Тут надо пояснть «банка»-это шлепок пустой кружкой по заднице (в особых случаях — по голой и не днищем, а каймой).

Витек возопил:

— Требую защиты! Первая цифра-один, несправедливо сразу вышку!

Адвокат:

— Поддерживаю! Нельзя без прямых улик вышку.

Старшой, чертыхнувшись на «грамотеев» и открывая наугад книгу:

— «Торжественное открытие Днепрогэса состоялось 10 октября 1932 года». Историческая справедливость требует 10 банок на двоих.

Витек и тут не стушевался:

— Несправедливо! От пяти банок следует минусовать каждый год службы. А у нас по 2 года на крейсерах и по три — в системе. Итого — ноль!

— Законы знаешь, — сказал Старшой, — но все равно будете целовать Устав на коленях.

Приговор окончательный. Обжалованию не подлежит.

Завязали мужикам глаза и поставили рядком на колени, руки назад. Витек и Юрка успели незаметно вытащить зубами из воротников свои иголки и засунули их в рот.

Громогласная команда:

— Целуй Устав!

И следом за ней два истерических вопля. Оказывается, мужикам прямо к лицу подставили две голых задницы, а те с остервенением воткнули в них по иголке.

Народ в камере уржался. Витек и Юрка были приняты как равноправные члены общества. Инструктаж и тренировки не прошли даром.

Через очень много лет, когда орденоносец и капитан 1 ранга Виктор Лазуткин рассказывал на встрече друзей эту историю мы смеялись так же дружно, как и двадцать лет назад.

Декабрь 2005.
Текст предоставлен автором.